Клим заглянул в дверь: пред квадратной пастью печки, полной алых углей, в низеньком,
любимом кресле матери, развалился Варавка, обняв мать за талию, а она сидела на коленях у него, покачиваясь взад и вперед, точно маленькая. В бородатом лице Варавки, освещенном отблеском углей, было что-то страшное, маленькие глазки его тоже сверкали, точно угли, а с головы матери на спину ее красиво стекали золотыми ручьями лунные волосы.
Неточные совпадения
Бывало, как досыта набегаешься внизу по зале, на цыпочках прокрадешься наверх, в классную, смотришь — Карл Иваныч сидит себе один на своем
кресле и с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь из своих
любимых книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.
— Слава Богу… Вот тетушка прислала вам ваше
любимое мыло, розовое, — сказала она, кладя мыло на стол и полотенца на ручки
кресел.
Я не обратил особенного внимания на нее; она была дика, проворна и молчалива, как зверек, и как только я входил в
любимую комнату моего отца, огромную и мрачную комнату, где скончалась моя мать и где даже днем зажигались свечки, она тотчас пряталась за вольтеровское
кресло его или за шкаф с книгами.
Наконец и двигаться стало невмочь. Ее усадили в
кресло, неподалеку от окна, из которого был виден палисадник и сквозь чащу акаций мелькала избушка Золотухиной, обложили подушками и для послуг приставили ее
любимую горничную.
«Комедии» —
любимое развлечение Струнникова, ради которого, собственно говоря, он и прикармливает Корнеича. Собеседники удаляются в кабинет; Федор Васильич усаживается в покойное
кресло; Корнеич становится против него в позитуру. Обязанность его заключается в том, чтоб отвечать на вопросы, предлагаемые гостеприимным хозяином. Собеседования эти повторяются изо дня в день в одних и тех же формах, с одним и тем же содержанием, но незаметно, чтобы частое их повторение прискучило участникам.
Приезжие идут во второй зал, низенький, с широкими дубовыми
креслами. Занимают
любимый стол, к которому привыкли, располагаясь на разлатых диванах…
Прежде, живя одним жалованьем, он должен был во многом себе отказывать; теперь же, напротив, у него была спокойная, прекрасно меблированная квартира, отличный стол, потому что хозяйка и слышать не хотела, чтобы он посылал за кушаньем в трактир; он мог обедать или с нею, или в своих комнатах, пригласив к себе даже несколько человек гостей; он ездил в театр, до которого был страстный охотник, уже не в партер, часа за два до представления, в давку и тесноту, а в
кресло; покупал разные книги, в особенности относящиеся к военным наукам, имел общество
любимых и любящих его товарищей, — казалось, чего бы ему недоставало?..
Маленькие томики прекрасно сделанного в Париже издания этой умной писательницы, скромно и изящно переплетенные в голубой сафьян, всегда помещались на красивой стенной этажерке, висевшей над большим
креслом, которое было
любимым местом княгини.
Она постояла над своими
любимыми «зверушками», покачала головой, прикрыла их и подошла к столу. Рядом темнело кожаное вольтеровское
кресло. Она села в него. Фифина пододвинула ей скамейку.
Она прошла дальше, в полуосвещенную комнату покороче, почти совсем без мебели. Несколько
кресел стояло у левой стены и около карниза. Она села тут за углом, так, чтобы самой уйти в тень, а видеть всех. Это местечко у ней —
любимое. Тут прохладно, можно сесть покойнее, закрыть глаза, когда что-нибудь понравится, звуки оркестра доходят хоть и не очень отчетливо, но мягко. Они все-таки заглушают разговоры… Найти ее во всяком случае нетрудно — кто пожелает…
Марья Осиповна потом не могла припомнить момента, как она очутилась в следующей комнате, лицом к лицу с императрицей, сидевшей на маленьком
кресле, имея у своих ног лежавших на тюфячках своих
любимых собачек.
Здесь ярче чувствовалась столица. Зала сообщала ей более строгое и серьезное настроение. Первые ряды
кресел пестрели лицами и фигурами пожилых людей с положением, что сейчас было видно. Она даже удивлялась, что на такойвечер собралось столько мужчин, наверное, состоящих на службе, и собралось не случайно, а с желанием почтить память
любимого писателя, помолодеть душой, пережить еще раз обаяние его таланта и смелого, язвительного протеста.
В один из ноябрьских вечеров 1740 года в уютной и роскошно меблированной комнате внутренней части дворца в Летнем саду, отведенной для жительства
любимой фрейлины императрицы Анны Иоанновны, Якобины Менгден, в резном вычурного фасона
кресле сидела в задумчивости ее прекрасная обитательница.
Он уселся на свой
любимый диван, указав князю Владимиру Яковлевичу на
кресло.
После этого происшествия нередко прилетал он на
любимом рыжаке своем в Оверлак и каждый раз привозил с собою более и более утешительные вести: «Фрейлейн Зегевольд лучше; фрейлейн Зегевольд сидит на
креслах, ходит по комнате, порядочно кушать начинает», — и так далее, согласно с успехами ее здоровья.
Оба офицера с трубками в зубах полулежали в покойных
креслах. Зарудин был в персидском архалуке, сюртук Кудрина был расстегнут. Последний с жаром объяснял Николаю Павловичу сущность масонства. Кроме того, что это было
любимой темой разговора, коньком Кудрина, он видел, что друг и брат по духу недостаточно тверд в вере, недостаточно предан великому учению, не всецело отдался этой высочайшей деятельности на земле, как называл Андрей Павлович деятельность масонских лож.
Владимир Андреевич Петровский задумчиво сидел в
кресле кабинета
любимого адъютанта светлейшего и, казалось, не переменил позы с момента ухода последнего с докладом о нем князю.